ОТ АВТОРА О традиции Искусствоведы не знают, что обо мне писать. Они выдумывают имена, ищут поэзию, сочиняют почву, из которой я, по их мнению, должен был прорасти. А я вырос на камнях и не признаю традиций, взял и явился. Они же не хотят согласиться, что так бывает. Советская школа живописи культивировала однообразие. У нас в институте в одной мастерской работало двое художников. Однажды они писали этюды на пленэре, а когда закончили и собрались домой, не могли распознать свои картины. Чтобы определить авторство, пытались вспомнить, кто из них использовал ультрамарин, а кто нет. Именно тогда я решил, что если не проявлю себя сейчас, то брошу кисти и вернусь обратно в село, к земле. На заводе прикладных материалов мы занимались, в основном, глупостями. И я в тот период начал рисовать каждый день прямо на работе. О работе Я всегда завидовал поэтам. Он взял клочок бумаги, едет в трамвае - и уже работает. А художник это целая индустрия. Если бы у меня было больше места, то краски не в банках, а в ведрах стояли бы. Во мне слишком много экспрессионизма, который некуда деть. Имею дом в Каневе, где пишу летом. Там как в Америке: кроме как работать, больше делать нечего. Очень хорошо иногда побыть ленивцем. Например, в сентябре я был в Гурзуфе, гулял, пил вино и купался. Но долго у меня не получается, надоедает. Картины не продаю. Мог бы иметь кучу денег, но мне она, эта куча, не нужна. Ведь я живу один, и не с кем говорить. А картины это моя детвора, я сам. Уж очень люблю на себя глядеть. А показывать картины - будто обнимать женщину. О людях Я читаю эти глупые газеты. Мне уже сто раз говорили: не бери их, будешь хорошо жить. Правда, когда становишься к мольберту, весь негатив забывается. Но у нас вся страна состоит из негатива. Вот так спрячешься в мастерской и думаешь о позитиве, а он ведь только тот, что у тебя на полотне. В Америке этого не было. Я ходил по чистым улицам, любовался архитектурой, люди улыбались мне. Это было прекрасно. Об одиночестве У меня есть окружение, но я одинок. Сюда приходило много женщин, все они говорили: "Здесь такая атмосфера, что хочется остаться навсегда". А я так никому и не сказал: "Оставайся". Была лишь одна девушка, которую я очень любил, но оставил, чтобы сбежать. Я был непоседлив, мне следовало выбрать место в Европе и прижиться. Или вернуться в Австралию, там было очень хорошо. А ехать сейчас умирать куда-нибудь можно, только если меня вывезут вместе со всеми картинами. Без них я ничто.
