Несколько месяцев назад журнал "Prosodia" (№4, 2016) опубликовал такой хит-парад, 10 лучших стихотворений 2015 года на русском языке. Парады составляются "самими поэтами", каждый год разными. Тут ещё любопытно, что ценится коллегами. |
Пока эти двое идут, не помня зачем и куда, взят первый редут и дрогнули невода. Пока воздух светел и пуст, поодаль, не видящий их в истерике куст забился и стих. Кто жизнь так усердно творит? Стемнеет снаружи - смотри, как свет озарит раковину изнутри. И будет стоять бастион, под стрелами молний, в дожде, - Святой Себастьян! - неведомо где. |
безумие поближе подошло настойчиво как пыльное стекло перед зрачком испуганным стояло ни отойти ни взгляда отвести ни вдребезги ни в платье травести нырнуть под одеяло дрожа стоит колеблется стоит да у него такой нетвёрдый вид как будто всё вариативность нормы на этот раз меня не провёдешь да не дрожи когда бросаешь в дрожь вечерний зверь и норный генетика не объясняй нам всё мне бы пешком за рамку как басё где тонко там как раз не рвётся иди домой тебя я не звала забытый лес из жидкого стекла и темного народца |
прощевай - говорит солдатка вещевой мешок цвета долгого понимания серебро облачка вдали цвет ещё земли - как смешали радугу, продержали в лужице цветок ставни как скрижали и всего шагов-то а уже виден один платок |
Так, пойдём... Поведу вдоль канала и мимо собора, через Пряжку к Неве, лесогрузам, дворцам и мостам, наглотаемся дыма, разброда и разговора, и простора, конечно, разбавленного пополам нашим временем, здесь, мимо этих гранитов протёкшим вместе с невской водичкой в Маркизову Лужу, в ничто, по пути языки непременно и вволю почешем, всё, что знаем, уложим с тобою в одно решето. Здесь вот всё и случилось, недаром нас тянет и тянет в этот город, заученный точно походка слепца, потому ли, что он никогда ни за что не отстанет, так и будет, как морок, водить нас с тобой до конца. Подожди, чуть стемнеет, и улицы станут пошире, потому что раздвинутся смутной вдоль стен полосой, запестрят, замелькают как будто колонки цифири, вместе с газом светильным замаячит фонарь дуговой. Вот теперь погляди: до чего же знакомые лица - бакенбарды, бородки и, углём подведённый, глазок... Нас они не узнают и нам не откроют границу, можно лишь подглядеть суету эту наискосок. Наше место при них, ведь на то и даровано зренье, чтобы видеть сквозь сумрак, опущенный на календарь - то, что видно в потёмках, тому предстоит воскресенье, то, что явно и крупно, уходит в блаженную даль. Будем слушать раскаты, мусолить старинные сплетни за Таврическим садом, у Фонтанного дома впотьмах, точно медиум в трансе, шепоток подбирая последний на вертящемся блюдце, запущенном в полный размах. |
Послы в железной бане парятся. Они по-своему неправы. А князь в истории пиарится, Творя весёлые расправы. Под голубиными застрехами Шуршит горящая солома, Но спички детям не для смеха, Мы думали, что мы не дома - А наши стены занимаются Не хуже, чем гумно соседское, И дети смехом заливаются, Их ждёт веселое наследство. Всё как одно к другому вяжется: Изнаночная-лицевая, Еще не скоро сказка скажется, Мерцают угли, дотлевая. Берёзой тянет из предбанников, Пируют в княжеских палатах. Не жаль ни данников, ни странников, Жаль только голубиных лапок. |
Ветер на башне, но нет часовых, Призрака тоже нет. В полые трубки костей мозговых Первый влетает снег. Город-скелет на огромной скале Над Адриатикой спит. Только один в мутноватом стекле Глаз его жёлтый открыт. И никого от угла до угла Почты голосовой. Даже и та, что была, ушла В номер отдельный свой. Что остаётся? Один пешеход К замку направил шаг. Словно по каменной книге идёт, Кутаясь в ветхий шарф. В гору, где совесть ждёт у черты, Где он сполна ощутит Нет, не волнующий страх высоты А одиночества стыд. Но наверху - так ему везёт - Не закрыто кафе. Пей золотистую граппу высот С морем на рукаве, Глядя на цепь отдалённых гор В тающем серебре, С болью почти такой простор Испытывая на себе. |
кто за шпротами и сопроматом с перебитой от блуда рукой возвратился в реал в сорок пятом убедился что мир никакой из кристаллов страда и машин вся не влияют простуда и смех как бы если прискорбно лишился на войне своих органов всех разве не был застенчив и пылок бухгалтерию вёл в гороно среди памяти тщетных опилок не таким состояло оно это марево птичек и кошек родовое в коровах село неумелое платье в горошек материнское детство всего вместо этого в дебрях природы где от шрамов шрапнельных свежа пролетают железные шпроты реактивно хвостами жужжа срок неверно героями прожит ложный орган служил головой а война им уже не поможет будь хоть третьей она мировой все детали единственной кроме клемма в заднице в брюхе дренаж мы слепцы в переставленном доме даже каждый поступок не наш слишком твёрдо нам было в реале как ни втисни события в ряд наши горькие песни едва ли всю неправду о нас говорят |
я в юности раз очутился в сургутском аэропорту сквозь марта метельные числа с похмельным ущербом во рту сперва потолпившись у крана свалился в углу как тюлень укутанный в кокон бурана где вылет застрял на тюмень и сутки застойные эти продрых коммунистов кляня хоть было не менее трети бутылки с собой у меня мне снилось мучительно лежа у стенки с затёкшей ногой что я не похмельная рожа а кто-нибудь сильно другой я думал ты помнишь мамурра в ростральном своём далеке как мы в цитадели гламура швыряли хрусты в кабаке а после на фирминской даче конвой перечёркнутых дней ты был казначейства богаче а я богадельни бедней клиентов умильные лица твой греческий дроля-пострел и эта впоследствии жрица её ещё бродский воспел под занавес с лесбией двое покуда я мешкал в двери хоть mentula прозвище злое для друга не жалко бери но тут я обратно проснулся кругом простирался застой заначки в кармане коснулся она оказалась пустой пурги малярийные сети за окнами область бела неправда стояла на свете неправда всегда и была в обширном владении отчем от моря до северных гор но вылета не было впрочем и нет говорят до сих пор |
Вот мой народ, и тут же рядом - я. Он в центре, я - традиционно с краю. Счастливая, здоровая семья, Поскольку я другой и знать не знаю. Он - статен, благороден, ясноглаз, Открытый нрав, широкая улыбка, Я - кособокий старый пидарас, Создателя нелепая ошибка. Народу с детства я обязан всем, С народом мне не расплатиться сроду, Поскольку с детства хлеб народный ем И с детства пью народную же воду. Вдыхаю внутрь народный кислород, А углекислый газ - всегда наружу Нарочно выдыхаю, чтоб народ Жил с каждым годом тяжелей и хуже. Когда все соки выпью из него, Другому в горло я вопьюсь клыками, Что властно мне диктует естество, Воспитанное долгими веками. |
осмотрись глупец-канатоходец под седлом элитный иноходец в белой юрте комсомолка спит за плечами город богородиц и кремля краснокирпичный скит как и прежде погранцов кидая прёт сюда сервизы из китая жилистый хитрец-контрабандист маковая рожа испитая пламенных идей пропагандист а за краснозвёздною оградой упоённый должностной отрадой перелёт диктуя недолёт матерится особист отрядный золотопогонный людовед долог век медлительного зомби а куда спешить когда ты в зоне камень безответен и угрюм дремлет мгла лучистая во взоре гласных в древнем имени уйгур ожидая гога и магога жмутся сиротливо и убого руны на глазастом валуне молча обрывается дорога в медленно свершающемся сне темный взор гортанное дыханье лепесток и лезвие - дунгане бровь аллаха легкий блик серпа ночь рассвет фонарики в духане безымянных стычек черепа больше ничего на свете кроме взвесь арабской и китайской крови узко ускользающая мгла дымной доброй мудрою игрою притворится тонкая игла слезь с коня на землю погляди-ка здесь сошлись бестрепетно и дико все приметы древних наркотроп смутное камлание калмыка кровью окропленный хронотоп да не сотворим себе кумиры коль историей перекормили так ли современность тяжела и в местах где главарей громили неисповедима тишина до чужих созвездий путь неблизкий жмётся лошадь на тропинке склизкой нищая заря бесследный след и под камнем карабин английский спит в земле киргизской сотню лет чужакам не вымолить мгновенья здешний мир не ведает сомненья он на старте с первой мировой пламенное толп остервененье белый дом с горящей головой некогда в предчувствии погони ржали апокалипсиса кони вот с таким же злобным торжеством журавли на скорбном небосклоне плачут не уменьем а числом древний облик отчего порога опиума старая дорога вещий вектор шелковых путей пусть еще продержится немного без глобализаторских затей только мнится в безысходной муке что благую весть в копытном стуке всадник на азийском рубеже нам несёт как весть о мятеже пахаря отрубленные руки |
Обломов, как тебе хит-парад?))
А вообще, может, раздел в Гостиной? Музыка, живопись и кино там, будет ещё литература... |
Цитата:
|
я поэт, зовуся Хоха
и пишу стихи неплоха! |
Часовой пояс GMT +3, время: 09:31. |
Powered by vBulletin®
Copyright ©2000 - 2024, Jelsoft Enterprises Ltd. Перевод: zCarot